В солнечном Таджикистане зима случается редко. Так же часто, как и обильные снегопады, как выборы, как перемены. Но все же, случается, правда несколько чаще, чем последние в приведенном списке пункты.
Так показывает практика… Пять лет меня не было в стране. Училась за рубежом, закончила, приехала. Знакомые говорят – одержимая надеждой и верой в светлое будущее своей страны… Одержимая…
Скажу больше — в её настоящее, потому что меня перестала трогать тема великого прошлого — оно позади, с гордо поднятой и низко опущенной головой наш народ, многострадальный таджикский народ с более чем тысячелетней историей и огромным пластом культурного наследия, все-таки выжил, дошел до этого, 2014-ого года, всё-таки дошел — несмотря на завоевание эллинами, монголами и пантюркизм; народ, затронутый великой октябрьской революцией, и даже великой отечественной войной…
Вот уже два десятка лет, как этот народ прошел и свою войну — гражданскую, добравшись…до замерзшей от холода ручки двери, к которой от мороза и маразма, примерзают руки — как в том самом страшном 43-ем, как рассказывали деды, где руки не отодрать было от винтовки.
«Маразм к морозу, руки к ручке… Я в демократии живу, и демократскою получкой никак наесться не могу»!
Вот такая нелиричная неприличная лирика, друзья, порой появляется в нашем настоящем. Кормить настоящее прошлым пока еще никому не удавалось. Обогреть тоже. Скажу по секрету – и не удастся. Но этот максимализм простителен.
Непривычно. Пять лет зима Таджикистана была от меня за сотни километров. Зато помнится 2008-ой. В центре и без света. Спать приходилось под тремя одеялами.
Благо, одеял на семью хватало- а меня, маленькую мерзлячку, в бетонном доме обогреть можно было только так. Злость, желание уехать, ненависть ко всем и вся — юношеский максимализм победил, следующие пять зим прошли в Москве — холодной, промозглой, но зато человеческой в местах, где, согласно ГОСТу, должны находиться люди — в жилых домах, общежитиях, школах, университетах, больницах.
Да и с транспортом порядок. Кстати, по 20 человек там в маршрутке не ездят — хоть толкай, а пассажиры не сядут. Что значит, г. о. (прим.: гражданское общество). Плохое забывается быстро, хорошее — нет.
Поэтому здесь все вспоминают — кто Штаты, кто Европу, кто — Москву. Лично мне это не нравится – живем мы не где-то там, а здесь в Таджикистане, в нашей стране, и надо принимать реальность, меняя ее в лучшую сторону.
Просто, когда мы, студенты, мечтали вернуться на родину — жить здесь, творить, работать на ее благо, кто — с красным дипломом, отказавшийся от преподавательской деятельности в московском ВУЗе, кто — по своим причинам, вернулись с верой, что от нас зависит наша страна, с необъяснимой любовью к отечеству. Кто не верил — уехал сразу. Кто остался, продолжает верить и пытается что-то делать. Может быть, недостаточно пытается, не спорю.
Но сейчас не о том. Вдохновила меня переписка двух выпускниц московских ВУЗов, закончивших их с красными дипломами и вернувшихся на родину (одна из Чкаловска, другая из Душанбе):
А.- Как ты? Н.- Нормально. Холодно. А.- У вас тоже что-ли света нет? Н.- Есть, только напряжение слабое, так что батареи не тянут, не отапливают квартиру. У керосинки сидим. А.- У нас тоже слабое, свет только включили…
Как и кому объяснишь подобные парадоксы 21 века? Армагеддон вроде бы еще не наступил, время мирное, спокойно. Как объяснить столь тяжкий груз таджикской ноши?
И действительно ли она тяжкая? Давайте подумаем. Проблемы большинства моих знакомых (а это, в основном, Душанбинцы, Хорогцы и Ходжендцы) — это проблемы, возникающие, как правило, только зимой — когда холодно, нет света и воды, а о городском транспорте следует забыть вовсе — из-за, извините, наглой халтуры городской администрации (чем они там занимаются у себя в кабинетах я не знаю, но по ощущаемым душанбинцами результатам, добрых слов в их адрес почему-то ни у кого не находится).
Но зимний период у нас, благо, длится не долго, так что каждый раз терпения все-таки хватает — и на пузатых чиновников, и на их машины, и на их некомпетентность, впрочем, как и на молчание собственного народа — будто беда какая-то — родился наш таджикский гражданин и на голове его не «точ,» , а нимб — нимб терпения.
(Чур не смеяться! Мы избранные!) С бедами и недовольством проходит единственный таджикский зимний месяц (по которому Данте круги ада писал), наступает красочная летняя весна, и всё становится, как у нас говорят, ништягай — и в домах тепло, и птички во дворах запели, и все рады, что еще одно бедствие, слава богу, миновало.
Нет, случается, конечно, что в каком-нибудь микрорайоне вода из крана течь перестает, или из какого из кабинетов выйдет наружу факт маститой отчеканенной коррупции.
Случается, что в какой-нибудь из столичных больниц вдруг вместо аппендицита вырежут печень, а то и до сердца доберутся, когда история болезни и вовсе начиналась со стертой пломбы. Или на журналиста вдруг обозлятся чертовы интеллигенты.
Вобщем, проблем у нас, кажется, что много, но живут то в целом люди неплохо — на дорогах ездят лексусы, ягуары, бмв последнх моделей, дискотеки шумят, нет-нет случаются светские балы и вечеринки, фуршеты, мельтешит глянец фотосессий. Взрослые говорят по айфонам и айпадам, гэлэкси по первоклассникам.
А проблемы (помимо зимних лимитов, конечно) — их, знаете ли, у всех хватает, республика мы молодая все же, понимать надо. Живется, в принципе, неплохо (только не спрашивайте, кому и каков их процент). Проблема только в том, что Таджикистан — это не только Душанбе.
Да, даже душанбинцы теперь не все знают, что помимо столицы на нашей карте есть громадный Сугд с его Истаравшаном, Худжандом, Чкаловском, Табошаром (да, такой город у нас тоже есть), Матчой (наше слово древнее русского омонима), Хатлон с его Кулябом, Дангарой (врут анекдоты, там тоже трудно живут), Муминбадом с его многочисленными кишлаками, ГБАО с, между прочим, Мургабом помимо Хорога и других городов.
Наша страна кажется маленькой, но проблемы у нее обратно пропорциональные размерам, и жизнь у ее народа, соответственно, нелегкая. И поверьте, ни американцам, ни москвичам, ни, даже душанбинцам (помимо этого зимнего периода) непростая жизнь его незнакома.
Я благодарна правительству за напоминание – оно заботится о народных страданиях и напоминает нам о них, чтобы мы не забывали, и лично на себе, каждый, и в Душанбе, и в Согде, испытывали тяжелую ношу таджика.
Сегодня, сидя с трехдневной ангиной, в холодной квартире, я вспомнила бедных мургабских детей с обветренной кожей и глазами, добрыми и не верящими в другую жизнь, вспомнила двадцатилетних морщинистых женщин из Муминабада – с красивыми чертами лица, они выглядят на все сорок пять, вспомнила бедного замерзшего как сосулька дедушку-сторожа на КПП музыкального колледжа, живущего на зарплату в 200 сомони в месяц, да и нашего цветочника, живущего на односомоновые продажи пакетиков исырка на улице, и поняла, что Рузи Вахдат — этот великий и значимый для нашей страны праздник, нужно перенести — перенести на один из зимних дней – приходящийся, например, на февраль, при чем обязательно на самый холодный из его дней.
То есть, всенародный праздник «Вахдат» должен быть подвижным — как Пасха или Рамазан – в нашем случае «Вахдат» не менее значим чем эти великие религиозные события, так как также ознаменован единой всенародной скорбью.
У нас есть Гидромет, пусть они уже осенью определяют самый холодный день зимы, и мы будем вместе его отмечать — только скорбью и самым настоящим, искренним чувством единства — когда все: и душанбинцы, и худжандцы, и мургабцы, и дангаринские дангарницы — все будут ощущать настоящий дух национального единства, нашего общего бедствия, с которым мы не можем ни совладать, ни бороться, с которым мы можем только выживать — как богом избранный народ, как народ с тысячелетней, многовековой историей, как народ, дошедший до лампочки, и как народ, который не в состоянии ее зажечь.
Аниса Сабири,
журналист