В «Бёрдмене» автор «Суки-любви» и «Вавилона» впервые избавился от латиноамериканской «мыльности», так или иначе присущей всем его фильмам. Но сохранил при этом привязанность к латиноамериканскому магическому реализму, пришедшемуся абсолютно кстати в истории об отставном герое выдуманных кинокомиксов про Бёрдмена, с большим человеческим пониманием сыгранном экс-героем комиксов про Бэтмена Майклом Китоном.
- Алехандро, вы прославились эпическими полотнами, в которых переплеталось сразу несколько историй, а действие иногда разворачивалось на разных континентах. В новом фильме — комедии — уже нет никакого глобализма.
- Я устал от всей этой драмы, от всех этих мексиканских пикантностей, специй, чили. Мне захотелось десерта! Вот почему я занялся давно интересовавшей меня темой — исследованием человеческого эго. А еще мне хотелось попробовать рассказать историю совершенно другого типа. Бросить вызов самому себе, что было довольно страшно. Но это и входило в мои планы — выбраться из «зоны комфорта». Эта картина — эксперимент: я сразу решил рассказывать эту историю с точки зрения главного героя.
- Фильм снят таким образом, что зритель испытывает головокружение от постоянного движения камеры и не замечает склеек между эпизодами.
- Такая концепция и ритм входили в наш замысел с самого начала. С оператором Эммануэлем Любецки (он снимал «Гравитацию». — Авт.) мы сразу решили, что выглядеть на экране эта история должна именно так. Но от провала никто не застрахован, ведь одно дело идеи и другое — их воплощение. Технический аспект был последним, чем мы занимались, приспосабливая друг к другу форму и содержание. Попробуйте написать что-то связное, не прибегая к помощи точек и запятых, — вот такой стоял передо мной вызов! А без обычных «знаков препинания» в кино очень трудно обеспечить ритм, закончить одну мысль и перейти к другой… Нужно было со всем этим справиться в каждой конкретной сцене. Мы исходили всегда из пустого пространства, пытаясь понять, как будут двигаться в нем персонажи — сколько метров они пройдут, сколько шагов сделают, сколько слов произнесут. Только так можно было найти ритм фильма. Я считаю, что ритм — это бог кино: если не нашел внутреннего ритма — ты мертв как режиссер. А природа кино, его грамматика основаны на фрагментации пространства и времени. Если этого нет, то нечем играть, нечем манипулировать. В своих фильмах я всегда занимался именно этим — создавал ритм и пространство путем сопоставления сцен, снятых в разных местах. Но в этот раз я был лишен этого: все действие «Бёрдмена» разворачивается в одном месте. И мне нужно было найти во всем этом жизнь. Это как выйти на улицу, сочинить песню и сразу сыграть ее живьем на стадионе, чтобы посмотреть — работает или нет? Сыграть, решить, что это чудовищно, и надо начинать заново. Процесс состоял в том, чтобы преодолеть свое незнание, как это делать, и шаг за шагом искать и находить мизансцену каждого эпизода: с чьей точки зрения ведется съемка, что в сцене самое важное, кто из персонажей говорит, какая связь между сценами, какой переход к следующему эпизоду. Простора для импровизации не было никакого — все до мелочей было выверено и отрепетировано. Такой фильм вообще нельзя начинать снимать, не пройдя через интенсивный процесс подготовки. На съемках мы уже знали все до мелочей: каждый нюанс оформления, место установки любого светильника — все было решено задолго до съемок.
- Что привело кинорежиссера в театр, где почти полностью разворачивается действие фильма?
- Меня занимает человеческое эго. Нас всех оно мучает в той или иной степени, но общеизвестно, что актеры им одержимы — такая уж эта профессия. Вот почему в качестве персонажа мы избрали ее представителя. А театр сейчас часто становится для актеров той площадкой, на которой они могут проверить себя. Доказать себе и другим, что они действительно потрясающие актеры, а не какие-то кинозвезды! Идея столкновения таланта и «популярности» показалась мне очень интересной, а театр — интригующей территорией для такого исследования.
- А вас самого эго мучает?
- Не то слово! Поэтому работа над фильмом была для меня таким освобождающим, терапевтическим опытом. Я много смеялся на съемках и получил от них такое же удовольствие, как и на других своих фильмах. Я хотел, чтобы все наши герои были симпатичны зрителю, чтобы они были похожи на реальных людей со всеми их достоинствами и недостатками. Никто из них не плох, не хорош — они сложные существа. Юмор заключается в самом сюжете — герой пытается быть тем, кем он не является, сталкиваясь с реальностью, демонстрирующей ему его ограниченность, неспособность достичь поставленной цели… Думаю, нам всем знакома эта ситуация, когда наши устремления разбиваются о стену реальности.
- И все-таки, сколько в картине монтажных склеек?
- (Мнется.) Чувствую себя фокусником, который едва ли расскажет вам, откуда он достает кролика! Надеюсь, что зритель не станет слишком умствовать на этот счет. Надеюсь, что его просто захватит наша история и он проникнется пониманием к нашему персонажу.
«Бёрдмен». В кинотеатрах с 22 января
3 лучших фильма Алехандро Г. ИНЬЯРРИТУ
«Сука-любовь» (2000)
«21 грамм» (2003)
«Вавилон» (2006)
