Главным итогом саммита финансовой «двадцатки» в Сиднее стало заявление о том, что страны G20 намерены увеличить их совокупный ВВП дополнительно на 2% в течение пяти лет. Это более $2 трлн в реальном выражении. G20 впервые назвала точный макроэкономический ориентир, и это большой прогресс для ведущего глобального форума, чьи декларации обычно не радуют конкретикой.
Но преувеличивать значение «беспрецедентного» (так его назвал австралийский министр финансов Джо Хоки) обещания G20 не стоит: между странами «двадцатки» сохраняется множество противоречий, а план конкретных реформ, способных обеспечить ускорение экономического роста, еще предстоит выработать.
Заявленная цель с привязкой к внутреннему валовому продукту не выглядит актуальной в условиях стремительно меняющегося постиндустриального мира, где классические индикаторы вроде ВВП или уровня безработицы становятся все менее надежными. Наконец, цель G20 сформулирована таким образом, что провозгласить ее достижение будет легко, а вот доказать обратное — невозможно в принципе.
Цель есть, а плана нет
Двухдневная встреча министров финансов и глав центробанков G20 проходила в атмосфере умеренного оптимизма, но с рядом оговорок: мировая экономика пока не вышла на устойчивую траекторию роста, а нисходящие риски сохраняются. Перед саммитом в Сиднее Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) опубликовала доклад, в котором предупредила, что глобальная экономика может угодить в «ловушку низкого роста».
«Повсеместное замедление роста производительности со времени кризиса, возможно, является предвестием новой эпохи низкого экономического роста», — написал в предисловии к докладу главный экономист ОЭСР Пьер Карло Падоан.
Международный валютный фонд, который прогнозирует ускорение глобального экономического роста в 2014г. до 3,7% по сравнению с прошлогодними 3%, также указал на структурные проблемы мировой экономики. МВФ назвал темпы экономического восстановления «разочаровывающими» и обратил внимание на то, что ВВП группы стран G20 остается намного ниже долгосрочных прогнозов, особенно в промышленно развитых странах.
В этих условиях министры финансов G20 согласились, что «для самоуспокоения нет места»: «мировая экономика далека от крепкого, устойчивого и сбалансированного роста». Министры пообещали разработать «амбициозные, но реалистичные меры» для того, чтобы поднять коллективный ВВП более чем на 2% в течение пяти лет. Это добавит к мировому ВВП более чем $2 трлн в реальном выражении, заявила G20 в итоговом коммюнике.
«Двадцатка» обещает, что для достижения этой цели будут предприняты конкретные действия, направленные на рост инвестиций, занятости, совершенствование международной торговли и продвижение конкуренции. Но никакого плана «конкретных действий» пока нет: каждая страна G20, в том числе Россия, подготовит собственную стратегию достижения общей цели и представит ее на саммите лидеров «двадцатки». Он пройдет Брисбене только в ноябре 2014г. Национальные стратегии с большой долей вероятности будут существенно отличаться друг от друга, и тогда сторонам еще придется найти компромиссный вариант.
Политики предполагают, бизнес располагает
Идею точного макроэкономического ориентира продвигала Австралия, председательствующая в G20 в этом году. Австралийский министр после встречи торжествовал: «Впервые мы утвердили реальный количественный показатель, к которому теперь будем стремиться». В предыдущие годы на встречах «двадцатки» предлагалось установить количественные ориентиры (в частности, ограничения на сальдо счета текущих операций и бюджетные дефициты), но эти предложения были слишком радикальны, чтобы можно было рассчитывать на консенсус Европы, США и развивающихся стран.
В этот раз тоже не все представители G20 выступали за то, чтобы ввести количественный ориентир. Министр финансов Германии Вольфганг Шойбле, к примеру, говорил, что «достижение целевых показателей роста не может быть гарантировано политиками» — многое зависит от бизнеса и его желания инвестировать. А компании по всему миру продолжают сохранять осторожность. Корпоративный сектор «сидит» на денежной «подушке» в $7 трлн (по расчетам Thomson Reuters) и не спешит расставаться с этими деньгами. Общемировой уровень капиталовложений в отношении к объемам продаж корпораций находится на 22-летнем минимуме.
В развитых странах банки по-прежнему неохотно направляют деньги в реальный сектор, несмотря на гигантские объемы дешевой ликвидности, предоставленной монетарными властями за годы во время и после кризиса. В еврозоне эта проблема зашла настолько далеко, что даже МВФ в материалах, подготовленных к сиднейской встрече G20, рекомендует рассмотреть возможность отрицательной ставки по депозитам, которые банки размещают на счетах Европейского центробанка. Еще пару лет назад, ситуация, при которой один из ведущих Центробанков фактически будет наказывать банки за свободную ликвидность, была немыслимой, а теперь в ЕЦБ открыто обсуждают такой сценарий.
Еще одну проблему озвучил управляющий Резервным банком Индии Рагхурам Раджан: по его словам, государства не всегда могут обеспечить единство экономической политики во времени из-за внутриполитической борьбы. Австралийская инициатива поможет странам G20 быть более амбициозными на глобальном экономическом фронте, но «реальность такова, что все мы работаем в условиях внутренних политических баталий», указал Раджан в интервью Australian Financial Review. В Индии этой весной пройдут парламентские выборы, и наблюдатели не берутся предсказать их победителя.
Иллюзия четких целей
Хотя участники G20 со всей серьезностью рассуждают о принятом целевом ориентире, представление о ясно обозначенной цели обманчиво. Задача прироста ВВП сформулирована не в абсолютных выражениях (как если бы “двадцатка”, к примеру, пообещала довести темпы экономического роста до 5% в течение пяти лет), а в относительных – так, что базой сравнения выбран гипотетический показатель, а именно уровень ВВП, который был бы получен, если бы G20 не предпринимала новых инициатив. Все это означает, что политики вне зависимости от достигнутого результата смогут провозгласить выполнение своей задачи: для этого достаточно будет объявить, что без активных действий «двадцатки» мировой ВВП оказался бы на $2 трлн ниже фактического.
Сам по себе выбор такого показателя как ВВП в качестве ориентира экономической политики, вызывает некоторый скепсис. В последнее время все больше и больше экономистов ставят вопрос об актуальности и практической ценности этого индикатора в условиях постиндустриальной глобализованной экономики. “ВВП – хороший индикатор для нации, которая производит много товаров руками множества рабочих, но для информационной экономики, основанной на услугах и интеллектуальной собственности, напичканной приложениями, которые ничего не стоят, но обеспечивают условия для торговли, он совсем не подходит», — пишет американский экономист Захари Карабелл, автор «Краткой истории чисел, которые правят миром». G20 объединяет развитые и развивающиеся страны с настолько разными структурами экономики, что сравнивать их между собой сложно.
Даже полисимейкеры в последнее время фиксируют ограниченность таких фундаментальных индикаторов, как ВВП или уровень безработицы. В конце 2012г. Федеральная резервная система (ФРС) США «привязала» монетарную политику к уровню безработицы в стране, пообещав сохранять низкие ставки до тех пор, пока безработица не опустится до 6,5%. Чуть больше чем за год показатель опустился до 6,6% (намного быстрее, чем ожидалось), но ситуация на рынке труда по-прежнему тяжелая и не оправдывает повышения ставок. Новый руководитель ФРС Джанет Йеллен уже заявила, что, помимо уровня безработицы, существуют другие важные индикаторы состояния рынка труда, и они в настоящее время далеки от идеала. Теперь ФРС будет смотреть на «общую картину» и анализировать различные показатели.
Наконец, ВВП, несмотря на кажущуюся объективность, не является «вещью-в-себе», а определяется правилами, которые создаются людьми. И эти правила регулярно переписываются. «Наше восприятие роста в различных экономиках зависит от принятых на данный момент статистических методов», — отмечает автор книги «ВВП: Короткая, но эмоциональная история», бывшая советница британского Минфина Дайан Койл. Поэтому ВВП может расти не только потому, что экономика производит больше товаров, но и в результате того, что правительственные статистические службы решают «усовершенствовать» правила учета. Например, в середине 2013г. Бюро экономического анализа США, ответственное за расчет ВВП страны, существенно изменило методологию учета корпоративных инвестиций и продуктов «креативных отраслей». В результате ВВП одномоментно прирос на $400-500 млрд. Китай через несколько лет собирается ввести аналогичные правила учета, сообщали китайские СМИ. Не факт, что G20 вспомнит об этих деталях, когда будет отчитываться о $2 трлн, сгенерированных для мировой экономики?
Иван Ткачев