Тот факт, что никто, кроме немногих профессиональных экономистов, не смог предугадать ситуацию, последействия которой чувствуются до сих пор, уже сподвигло многих задуматься, значат ли экономисты что-то существенное для общества. Если они не были в состоянии предвидеть что-то настолько важное для благополучия людей, то какая от них польза?
Как отмечает в своей статье на Project Syndicate нобелевский лауреат Роберт Шиллер, экономисты не смогли предсказать большинство крупных кризисов в прошлом веке, в том числе тяжелый экономический спад 1920-21 и в 1980-82 гг, а также худший из всех: Великую депрессию после краха рынка в 1929г.
Лауреат нобелевской премии Робер Шиллер, который в нынешний момент является Стерлингским профессором экономики Йельского университета и научным сотрудником Йельского международного центра по финансам
В архивах новостей за год до начала этих спадов я не нашел практически никакого предупреждения от экономистов о тяжелом кризисе впереди. Вместо этого, газеты подчеркивали мнения руководителей бизнесов и политиков, которые, как правило, очень оптимистичны.
Ближе всего к реальному предупреждению был инцидент до спада 1980-82 гг. В 1979 году Председатель Федеральной Резервной Системы Пол А. Волкер сказал, совместно с экономическим комитетом Конгресса США, что Соединенные Штаты столкнулись с «неприятными экономическими обстоятельствами» и настала «необходимость в жестких решениях, сдержанности и даже к самопожертвованию». Вероятность того, что ФРС придется принять решительные меры по пресечению галопирующей инфляции, а также с последствиями нефтяного кризиса 1979 года, сделала серьезный спад вполне вероятным.
Тем не менее всякий раз, когда назревал кризис в прошлом веке, широкий консенсус среди экономистов был в том, что никакого кризиса не будет. Насколько далеко я могу заглянуть, почти никто в экономической профессии — даже не такие гении как Джон Мейнард Кейнс, Ф. Хайек, или Ирвинг Фишер – не выступил с публичным заявлением, которое предсказывало Великую Депрессию.
Как очертил историк Дуглас Ирвин: главным исключением этого правила стал шведский экономист Густав Кассель. В серии лекций в Колумбийском университете в 1928 году, Кассель предупредил о «длительном и мировом экономическом кризисе». Но его, скорее техническое, обсуждение (в котором основное внимание было на денежной экономике и золотом стандарте) не представляло собой новый консенсус среди экономистов, и таким образом средства массовой информации не сообщили о четкой тревоге.
Интересно, что современные новости выявляют мало доказательств общественного недовольства с экономистами после катастрофы в 1929 году. Так почему к неудаче предвидеть последний кризис относятся настолько по-разному в экономической профессии? Почему этот промах — в отличие от предыдущих неудач в прогнозировании — растопил такое недоверие к экономистам?
Одной из причин может быть ощущение, что многие экономисты хотели самодовольно содействовать «гипотезе эффективных рынков» — мнению, которое исключало обвал цен на активы. Полагая, что рынки всегда знают лучше нас, они выпустили предупреждения лишь нескольким простым смертным (включая меня) о том, что не стоит завышать цены на акции и жилье. После того как оба рынка резко рухнули, доверие к профессии также обвалилось.
Но эта критика несправедлива. Мы не обвиняем врачей за то, что они не предсказали нам наши болезни. Наши недуги во многом случайны и даже если наши врачи не могут сказать нам, какие из них у нас обнаружат в следующем году, или как устранить все наши страдания, когда эти недуги появятся, то мы все равно рады за ту помощь, которую доктора могут предоставить. Кроме того, большинство экономистов направляют свои усилия на вопросы, далекие от создания перспективного консенсуса в отношении фондового рынка или уровней безработицы. И мы должны быть благодарны, что они это делают.
В своей новой книге «Экономисты на Триллионы Долларов», Роберт Литан из Института Брукингса утверждает, что экономическая профессия «создала триллионы долларов дохода и богатства для Соединенных Штатов и остального мира». Это звучит как хороший вклад для относительно небольшой профессии, особенно, если провести простые вычисления. Есть, например, только 20,000 членов Американской Экономической Ассоциации (в которой я Избранный Президент); а если они вместе создали, скажем, $2 трлн доходов и богатства, то это около 100 миллионов долларов от каждого экономиста.
Циник мог бы спросить: «Так если экономисты такие умные, то почему они не самые богатые люди в мире?». Ответ прост: Большинство экономических идей являются общественным благом, которое не может быть патентовано или иначе принадлежать изобретателям. Просто потому, что большинство экономистов не богаты не означает, что они не сделали многих иных людей намного богаче.
Забавная вещь о книге Литана является тем, что он подробно описывает много умных и малых идей о том, как лучше заниматься бизнесом или даже управлением экономики. Они лежат в сфере оптимального ценообразования и маркетинговых механизмов, регулирования монополий, управления природными ресурсами, предоставления общественных благ и финансов. Ни одна из них не стоит триллион долларов, но, взятые вместе, заключения Литана являются вполне правдоподобными.
Книга под названием «Как экономическая наука делает нашу жизнь лучше», редактированная Джоном Зигфридом в 2010 году, подчеркивает реальное воздействие таких нововведений: торговля выбросами, налоговые льготы на трудовой доход, низкие тарифы торговли, социальное обеспечение на работе, более эффективная денежно-кредитной политика, аукционы новаторских лицензий, дерегулирование в транспортном секторе, алгоритмы отложенного приема, более успешная антимонопольная политика, добровольные военные и умное использование существующих программ для содействия экономии на пенсию.
Инновации, описанные в книгах Литана и Зигфрида показывают, что экономическая профессия произвела огромное количество чрезвычайно ценной работы, характеризующейся серьезными усилиями обеспечить подлинные доказательства ситуации. Да, большинство экономистов не в состоянии предсказать финансовые кризисы — так же, как и врачи не в состоянии предсказать болезнь. Но, как и врачи, они сделали жизнь явно лучше для всех.
